Девчонки моментально исчезли, а сам Абдул сразу же покраснел и извинился перед Джамилей. Она отмахнулась от его извинений, но не могла понять, откуда вдруг взялась эта страстность, с которой он бросился защищать Салмана. Да и отчего, собственно, его защищать?

Джамиле было плохо. Она злилась на себя за то, что постоянно думает о Салмане. Она встала с кровати, разделась и направилась в душ. Она стояла под ледяной струей до тех пор, пока зубы не застучали, словно это могло заставить ее чувства замолчать.

— Ты ужинаешь со мной сегодня. — Это прозвучало как приказ правителя Мерказада.

Если бы это был Надим, Джамиля немедленно сказала бы «да». Но это был Салман, и ее рука, в которой она держала телефонную трубку, немедленно вспотела.

— Почему это? — насмешливо спросила девушка.

Салман вздохнул, и кожа Джамили покрылась мурашками.

— Потому что нам надо кое-что обсудить.

— Мне нечего обсуждать с тобой.

— Ты оказалась права. Хоть я и правитель, без тебя тут ничего не решается.

У Джамили не было сил на злорадство, она только тихо сказала:

— Я же говорила, нужно, чтобы они уважали тебя.

— А еще мне нужно увидеть тебя до рассвета…

Джамиле чуть не стало плохо, когда она услышала эти слова.

— …чтобы обсудить одно государственное дело. Или, может, мне побеспокоить Надима и его беременную жену?

— Нет, ни в коем случае, — немедленно ответила Джамиля. Она не сомневалась, что Салман не постесняется их побеспокоить. — Я заканчиваю работу в семь, а с тобой мы увидимся в восемь.

— Хорошо, — ответил Салман, — буду ждать с нетерпением, Джамиля.

Девушка с грохотом уронила трубку и прижала руки к горящим щекам. Она вспоминала недели, проведенные с ним в Париже, и клялась себе, что никогда больше не допустит Салмана в свое сердце. Однако несколько часов спустя, сидя в личном сьюте Надима, в котором разместился Салман, Джамиле с трудом удавалось сохранять чувство равновесия. Он сидел за столом напротив нее в черной рубашке и выглядел еще опаснее, чем всегда.

Она сделала один глоток красного вина, мысленно проклиная себя за то, что надела черное платье и туфли на высоком каблуке. И распустила волосы. И слегка подкрасила глаза. Она говорила себе — все это лишь броня, совершенно необходимая, потому что ей придется держать оборону.

Салман положил нож и вилку, откинулся назад и промокнул рот салфеткой. Когда-то она смеялась над тем, как сосредоточенно он ест.

— Ты совсем ничего не пьешь, — заметила она, чтобы разогнать свои воспоминания, и добавила с улыбкой: — Не можешь отойти после прошедшей недели? Говорят, с годами все тяжелее переносить похмелье.

— Я не пью, — отрезал Салман.

Джамиля нахмурилась. Если бы она только узнала, как реагирует на нее его тело прямо сейчас, то со всех ног бросилась бы бежать.

Как только Хишам привел ее, Салман весь превратился в желание. Он думал, что на ней будут джинсы и рубашка. Он бы не удивился, даже если бы она пришла в грязных сапогах. Однако она была одета во что-то легкое, черное. И хотя ткань была совсем непрозрачной, это что-то так чудесно подчеркивало ее округлые линии, что ему хотелось одного — убрать стол с дороги и сорвать с нее платье. Он изобразил на лице вежливую улыбку:

— И наркотики не принимаю.

Джамиля вспомнила — тем утром, когда она обнаружила его спящим, он показался ей абсолютно трезвым.

— Если так, как ты мог находиться с теми людьми? Зачем ты их пригласил вообще — они же просто до чертиков напились?

Салман улыбался — вот только глаза были мрачными.

— Ну что тебе сказать? Меня привлекает их страсть к наслаждениям.

Джамиля вдруг поняла, что он завидует этим людям. Это еще больше разожгло ее любопытство. Она насмешливо сказала:

— Мне сложно в это поверить. Нельзя находиться в нормальном состоянии и видеть такое рядом с собой.

Его глаза потемнели.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но я был пьян всего один раз в жизни.

При этих словах его лицо стало непроницаемым, и Джамиля поняла — он пожалел об этом признании. Потом Джамиля вспомнила, что Салман почти не пил, когда она находилась рядом с ним.

— А ты? — спросил Салман. — Ты у нас образец добродетели, никогда не перебираешь?

Джамиля вспомнила те головокружительные ночи, когда она была с Салманом, машинально отставила в сторону свой наполовину пустой бокал и ответила:

— Нет, я не образец добродетели, Салман. Но я справляюсь с жизнью и без алкоголя.

Он насмешливо улыбнулся:

— Ты, наверное, каждый день просыпаешься утром с чувством глубокого оптимизма и с радостью смотришь в будущее, да?

Да, когда-то все так и было. Так давно, что она уже почти и не помнила когда. Но теперь она каждое утро просыпалась опустошенной. Он не знал, что после потери ребенка она все время боялась больше никогда не забеременеть. Никто не знал, через что ей пришлось пройти. И она не собиралась открывать душу Салману.

Ей трудно было признаваться в этом, но в последнее время ее чувство одиночества обострилось из-за того, что приходилось видеть счастье Надима и Изольды.

Джамиля машинально вытерла губы салфеткой и распрямилась.

— Так что ты хотел обсудить, Салман? Я очень рано встала. У нас три новых жеребенка, которых нужно объезжать. — В этот момент Джамиля посмотрела на него и была потрясена его бледностью. Она инстинктивно потянулась к нему. — Салман?

Однако он уже пришел в себя, словно ей все показалось. Он резко встал, прошел в кабинет и начал вынимать какие-то бумаги. Джамиля снова едва не потеряла чувство равновесия — она старалась не смотреть на его мускулистые ягодицы, скрывавшиеся под отлично сшитыми черными брюками. Он вернулся — и ее лицо запылало, на этот раз от чувства вины.

Салман положил на стол стопку документов, и Джамиля взяла тот, что был сверху. Ей было не по себе, потому что он стоял рядом, засунув руки в карманы. Она смогла только увидеть, что это был пресс-релиз встречи глав государств Среднего Востока по поводу глобального финансового кризиса, которая должна была состояться на этой неделе в Париже.

— И что? — Она посмотрела на Салмана. — Что это значит?

— Я должен поехать в Париж вместо Надима.

Она не знала, чего именно она испугалась, но ей стало страшно. И еще было неприятно, что она, кажется, не радуется его внезапному отъезду. Джамиля встала и сказала:

— Что ж, счастливого пути. Постараюсь не слишком скучать.

Салман не отошел в сторону, поэтому теперь они почти касались друг друга. Джамилю охватила паника, она хотела сделать шаг вперед, но каблук запутался в роскошном ковре, и ее качнуло назад. Она вскрикнула, и большие руки схватили ее за талию. Она тяжело дышала, ей едва хватило сил, чтобы взглянуть в его черные глаза. Он еще крепче сжал ее в своих руках и зловеще прошептал:

— Ты едешь со мной в Париж.

Глава 4

Джамиле понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем он говорит, она совсем ничего не соображала. Однако ей все же удалось произнести:

— Нет.

При одной мысли о том, чтобы поехать куда-то с этим человеком, особенно в Париж, ей становилось жутко. Он не выпускал ее из своих рук.

— У меня много дел здесь, — холодно сказала она.

В этот момент, к ее огромному облегчению, Салман отпустил ее, и она поспешно отступила. Он взял еще один документ и показал ей:

— Думаю, копия этого документа уже у тебя в офисе.

Буквы плясали перед ее глазами. Письмо было от Надима:

«Нужно, чтобы Джамиля поехала с тобой. Там будут важные люди, владельцы самых больших конных заводов. Я уже договорился о переговорах. К сожалению, встреча в Париже совпала по времени с ежегодной ярмаркой одногодок здесь, в Ирландии, иначе я бы поехал сам…»

Джамиля оторвала взгляд от письма и уронила его на стол до того, как ее руки задрожали, поэтому Салман не заметил этого.

Как мог Надим так поступить с ней? И сразу же сама ответила себе: она отлично разыграла перед ним спектакль, насколько ей нет дела до того, что Салман едет в Мерказад. И ни о чем особенном Надим не просил. Она и раньше ездила на такие переговоры, если он был занят. В конце концов, она все-таки руководит конюшнями Мерказада.